Заметки (Metro 2033)

У этого термина существуют другие значения, см. Заметки.

Заметки (дневники, журналы или записи) — предметы в компьютерной игре «Metro 2033 Redux».

Представляют собой папки, которые лежат в укромных местах почти на каждом уровне игры и содержат в себе мысли Артёма на данный момент, что позволяет найти ответы на некоторые интересующие вопросы относительно сюжета игры.

Список заметок[]

Башня (Пролог)[]

В туннеле становилось всё холоднее: мы с Мельником поднимались всё ближе и ближе к поверхности. Через минуту мы должны были оказаться наверху, наедине с воющим ветром, наедине с чудовищами, наедине с самой судьбой… я был почти у цели.

Заметка 1

Среди бойцов Ордена нет таких, кто жил бы на ВДНХ. Казалось бы, мы для них — чужие люди, а они рискуют своими жизнями, чтобы выручить нас. Ради чего? Может быть они, как и я, верят, что Чёрный (существо) — угроза не только для нашей богом забытой станции, но и для всего Метро? Не знаю. Одно чувствую: я не могу смотреть на этих людей без восхищения. Им всё равно, с какой мы станции, в какого бога и каким политикам верим. Достаточно того, что мы — люди, и что мы — в опасности. Тот, кто вступает в Орден, клянется защищать Метро, последний дом человечества, до конца. Кто-то из них верит в победу; многие считают, что все мы обречены — но никто и не думает опускать руки, складывать оружие. Только такими и могли быть боевые товарищи Хантера. И высшей честью для меня было бы стать одним из них.

Хантер (8 дней до этого)[]

Метро — это наш дом. Это всё, что у нас осталось. Да, жизнь тут не сахар, но ты всегда знаешь, что на твоей станции каждый человек тебе — как родной, тебе есть, ради чего и ради кого жить. Но с тех пор, как появились эти мутанты, всё изменилось. Мы стали другими. Нами правил страх. Пока не пришёл он, Хантер. Друг моего отчима. Он изменил всё — и в особенности мою жизнь.

Заметка 1

Каждый день в северные тоннели уходят наши бойцы; и каждый день оттуда несут убитых. Убитых жестоко, необъяснимо жестоко. Ещё больше возвращаются оттуда обезумевшими. Но только так — посылая своих друзей, соседей, родных на смерть в тоннели — мы можем держать Чёрных на расстоянии. Когда у нас не будет хватать сил, чтобы отбивать их атаки на дальних подступах, они явятся на станцию, и тогда нам конец. На станции шепчутся украдкой: надежды на спасение нет, мы просто тянем время. Но Сухой — мой отчим, начальник станции, надеется на чудо. Он говорит, что нас может выручить его дальний друг, Хантер. Хантер — член Ордена Спарты, боевого братства, которое поклялось защищать метро от любых опасностей. Нет ничего, что могло бы испугать этих людей... По крайней мере до Чёрных не было.

ВДНХ (Глава 1, В путь)[]

Хантер не вернулся. Сбежать с ВДНХ было непросто, но я ведь дал ему слово. На следующий день к Рижской уходил караван. Караванщик набирал охранников, и я завербовался.

Заметка 1

Оборона нашей станции от Чёрных — противников жутких, непонятных, непобедимых — отнимает все наши силы. Мы забыли о старых врагах — упырях, носачах — и если бы не Хантер, эти твари забрались бы в наш госпиталь... Страшно даже подумать, что случилось бы тогда. Опоздай Хантер хоть на час...

Заметка 2

Но Хантер оказался на ВДНХ точно вовремя. Мне хочется думать, что это не просто так. Что так хотела судьба. И то, что он выбрал меня, чтобы отправится с сообщением о Чёрных в сам Полис — тоже судьба. Я всю свою жизнь, кажется, мечтал побывать в Полисе — великом, легендарном центре метро, центре цивилизации. А шанс сделать это мне выпал только сейчас. Сейчас, когда моя станция так нуждается в каждом бойце. Имею ли я право бросить отчима, бросить друзей — в смертельной опасности? Где моё место — плечом к плечу с ними на баррикадах, или на дальних станциях, куда меня посылает Хантер? Не знаю. Но я отправлюсь в путь. Хочу думать, что меня зовет судьба.

Погоня[]

Так я покинул родную станцию в первый раз с далёкого детства. Мне было неловко, что я не сказал отчиму всей правды. Я не собирался возвращаться домой к Рижской. Но я не мог подвести Хантера.

Рижская (Глава 2, Бурбон)[]

На моём пути Рижская была только первой остановкой. Но дальше я должен был идти один. Перед тем, как расстаться, мы выпили за то, что остались в живых. Говорят, водка делает храбрее, но мне было всё также страшно. Зато я нашёл нового попутчика… Поначалу он мне очень не понравился.

Заметка 1

Что это было? Какие-то странные тени, чьи-то голоса... Шёпот, плач — неслышные, но до сих пор продолжающие звучать в моей голове... Есть в метро туннели, про которые ходят жуткие легенды, но ничего подобного я прежде не слышал. И надеюсь, больше не услышу никогда. Нам несказанно повезло, что мы выбрались оттуда живыми.

Заметка 2

Рижская... У нас, на ВДНХ, её жителей всегда считали... Неудачниками, что ли. То у них свиньи какую то хворь подхватят, то протечки обнаружатся, то челноки их на Проспекте Мира загуляют и всю выручку пропьют. Хорошие люди, рижане, незлые, гостеприимные — но непутёвые. Всегда мы их жалели, всегда над ними посмеивались. Мы-то знаем, как надо. У нас-то на ВДНХ всё правильно налажено... И вот я впервые завидую Рижской. У них тут мир и покой. Обычная жизнь. Они ещё и не слышали о Чёрных, а те, кто слышал — не поверил. Но если я ничего не смогу сделать, Чёрные сметут эту станцию в одно мгновение. Кончится это всё: улыбчивые неуклюжие люди, мирная нескладная жизнь. Будет кровь, будет пустота. Надо спешить.

Заметка 3

Есть в Метро поговорка: «Нет хуже товарища, чем случайный попутчик, да больше положится не на кого». Странный тип этот Бурбон. На что я ему сдался? Видно же с первого раза — он эти туннели знает назубок, вслепую пройдет. Сказали ему, что на меня «муть» не действует, он и поверил? Я сам не верю до сих пор, а он — верит? Ладно, чёрт с ним. Доведет меня до Проспекта Мира, не попытавшись прикончить потихоньку в темном уголке — и на том спасибо.

Заброшенные туннели[]

Самая лестная характеристика, которую можно было дать Бурбону — «подозрительный тип». Идти с ним вместе в заброшенный туннель — глупо, говорил я себе. Но что мне оставалось? Другого пути с Рижской не было…

Заметка 1

Бурбон явно не так прост, как пытается казаться. Да, он грубоват, и чувство юмора у него, прямо скажем, незатейливое. Но по тому, как он рассказывает о своих похождениях, а ещё больше — по тому, о чём он предпочитает умолчать, понятно, что он обладает неожиданно острым для простого контрабандиста умом, а осведомлённость Бурбона о положениях не только на ближайших станциях, но и, например, на Кольце в целом, просто поражает. Все ходы-переходы, даже заброшенные, он знает как свои пять пальцев, в бою держится уверенно, значит явно побывал не в одной переделке... В общем, не похож он на простого челнока, ой не похож.

Заметка 2

Нет, эти туннели прокляты... Что-то происходит в них. Эти голоса... Может быть, они только кажутся нам, но я уверен — если бы нас вовремя не вытащили оттуда, мы бы остались там навсегда. Так случилось, что я спас Бурбона, чужого мне человека, а кто-то другой, кому я сам чужой, спас меня. Мы привыкли не доверять другим людям, но если мы будем сражаться по одиночке, мы станем лёгкой добычей для чудовищ. И всё же... Не знаю, кого я боюсь больше.

Базар[]

Никогда прежде я не видел такого базара. На нём можно было купить вообще всё, что угодно. Жаль, Бурбон задолжал денег солдатам Ганзы и не хотел задерживаться.

Заметка 1

Да, без Бурбона мне бы сюда ни за что не добраться. Он везде как дома, и с местными знаком. Правда, как я и подозревал, у них к Бурбону какие-то старые счёты, но он, похоже, сумел с ними договориться. Впрочем, неудивительно, ведь Проспект Мира принадлежит Ганзе, торговому союзу станций Кольцевой линии, самому богатому из «государств» Метро. Ганзейцы, обеспечивающие своё богатство торговлей со всеми остальными «государствами» и вольными станциями, больше всего ценят прибыль. Бурбон, думаю, подводил их в прошлом, но теперь пообещал расплатиться с процентами. Только вот про них как говорят: лучше быть в долгу у чёрта, чем у Ганзы. Не знаю, как Бурбон от них откупится...

Заметка 2

Фильтры, фильтры, фильтры... У сталкеров только и разговоров, что о фильтрах. Что вот, мол, сейчас уже не то что новых не найдешь, а и нормально восстановленных. И что уголь сволочи-набивщики экономят, так что не успеваешь фильтр на противогаз накрутить, как уже за новым надо в сумку лезть. Но всё равно, что бы сталкеры о фильтрах не говорили, дорожат ими больше, чем патронами. Это понятно: мутанты на поверхности могут и вовсе не встретиться, а вот от отравленного воздуха там деваться некуда...

Мёртвый город[]

Как описать чувство, когда после двадцати лет в туннелях видишь небо? Когда видишь город, в котором когда-то родился, и в котором теперь властвуют чудовища? «Вот он, мёртвый город», — сказал мне Бурбон. — «Добро пожаловать домой».

Заметка 1

С того самого дня, как я оказался в Метро, я мечтал снова подняться на поверхность. Снова увидеть тот волшебный огромный город из моих снов, светлый живой город из моих детских воспоминаний. Но то, что я увидел наверху — призрак, кошмар. Я не узнал его. Не могу больше представить себе, как я жил тут раньше... Как мы жили тут с моей мамой. Как были счастливы. Ничего не помню... Даже её лица... А я ведь так надеялся, что поднимусь на поверхность — и её лицо, её улыбка хотя на миг промелькнут передо мной... Нет. Я тут совсем один. И у меня нет другого дома, кроме Метро.

Заметка 2

Странно думать, что когда-то человек был единственным хозяином этого мира. Теперь у него совсем другие, новые хозяева, а нас осталась жалкая горстка, и мы вынуждены прятаться, забившись как крысы, как тараканы, в щели, под землю. Поля выжжены и больше никогда не принесут урожая, леса стоят высохшие, чёрные, реки — как мёртвая стылая кровь, воздух отравлен и может убить человека всего за несколько минут. Наши города разрушены и захвачены чудовищами. Мы сделали всё, чтобы больше никогда не вернуться наверх. Всё, на что мы способны теперь — это мародёрство. Торопливо, суетливо, по-воровски обшаривать развалины домов, которые когда-то были нашими, и тащить всё, что не утащили за предыдущие двадцать лет, в свою нору. В Метро.

Заметка 3

Господи, как же я рад был встретить тут другую живую душу, пусть это был и Бурбон! Да и он был мне рад — а ведь мы с ним не друзья, а так... случайные попутчики. И всё же тут, на поверхности, понимаешь: один человек должен держаться за другого. Потому что всё остальное, с чем приходиться тут встретиться, столкнуться... Враждебное. Смертельно опасное. Чужое.

Сухаревская (Глава 3, Хан)[]

Мы возвращались в метро. И я чувствовал, что мне в нём уютнее, спокойнее, чем в городе, где я когда-то родился. Где же мой настоящий дом? Да хоть на Сухаревской — тем более, у Бурбона там были друзья.

Заметка 1

Есть ли во всём Метро люди, которым Бурбон не был бы должен, или которых когда-нибудь не пытался обмануть? Чёрт, да у этого парня кругом враги! И на сей раз, кажется, он влип действительно серьёзно. Мне нет до него дела... Не должно быть. Но почему-то я не могу его тут бросить. Сухой, мой отчим, сказал мне как-то: спасёшь однажды кого-то, придётся спасать его всегда. Чувствуешь, что отвечаешь теперь за того, кому не дал умереть. Становишься с ним родными людьми. Поэтому он и взял меня к себе на ВДНХ, когда мама погибла... Поэтому, может, и я теперь не могу бросить Бурбона.

Заметка 2

Наверное, такие люди, как Бурбон, рождаются с петлёй на шее. Всю жизнь ходят по краю, рискуют всем ежедневно — и им кажется, что они всегда сумеют вот так бегать от смерти. Только от неё не убежишь. Если всегда ходить по краю обрыва, рано или поздно сорвёшься... Зачем я себе говорю всё это? Чтобы убедить себя, что я не виноват в смерти Бурбона? Что он все равно бы кончил также — рано или поздно, потому что сам выбрал для себя эту судьбу? Говорю, чтобы не слышать другой голос внутри себя — который твердит, что я мог его вытащить... Мог как-то поменять его жизнь... Он ведь не был таким плохим человеком, Бурбон. Не мы такие, мир такой. И какое право этот Хан имеет его судить!

Призраки[]

Появление Хана стало для меня полной неожиданностью… Хотя и чувствовал, что кто-то помогает мне из тени, когда я сражался с бандитами. Хан сказал мне, что я не виновен в гибели Бурбона… Но мне всё равно было жаль моего первого напарника.

Заметка 1

Я привык к опасностям. Привык, что человеческая жизнь может оборваться в любой миг. Я видел своими глазами монстров, которые не должны были существовать никогда. Ходил по руинам города, населённом одними мертвецами. Но всё это было... Реально. Постижимо. А то, что происходит вокруг Хана... Находится за гранью моего понимания. Мне неуютно с ним, страшно. С ним мне начинает казаться: всё, что я знаю о мире, о людях, о смерти, о себе самом — всё глупость, всё ложь. Мне не на что больше опереться, не на кого положиться... Кроме самого Хана. Ещё одного случайного попутчика. Или неслучайного?

Заметка 2

От жизни на поверхности в моей памяти остались всего несколько обрывков, выцветших фотографий... И я совсем не помню, что поезда раньше умели мчаться по туннелям, громыхая по рельсам, сверкая огнями окон, в которых были улыбающиеся человеческие лица... Для меня поезда — это обломки старого мира, сложнейшие механизмы, которые разобрали, чтобы смастерить какие-то свои глупые простенькие поделки. Наш новый мир весь собран из обломков старого. Будто наши предки не умерли совсем, а находятся незримо рядом с нами, приглядывают за нами... И никак не могут обрести покой.

Заметка 3

Сказать по правде, вначале я принял Хана за сумасшедшего. Потом — испугался его. Теперь я им восхищаюсь. Если в метро вещи, которых обычный человек не может увидеть, и не всегда даже может почувствовать, но это не значит, что их не существует. Если бы Хан не вёл меня через эти странные закоулки Метро, не помогал бы мне обходить невидимые препятствия, не предостерёг меня от загадочных опасностей, мой путь прервался бы куда раньше. Ничего удивительного, что я поверил ему и что рассказал ему свою историю. У меня ведь столько вопросов — а он, похоже, знает ответы на любой.

Тургеневская[]

Хан привёл меня на Тургеневскую, Проклятую станцию. Её жители были обречены, но боролись за выживание до последнего.

Заметка 1

Когда-то это была обычная станция — живая, благополучная. Из тех, где есть место не только бойцам в тяжёлом снаряжении, а и старикам, и женщинам, и детям. А потом пришли мутанты. Словно из ниоткуда. Этих тварей было неисчислимое множество. Проклятая — тогда, конечно, её еще называли её старым именем — оборонялась, как могла. Только вот силы были неравными. Защитникам станции пришлось один за другим оставлять все блок-посты в туннелях, потом они забаррикадировались на платформе и бились до последнего. До последнего ребёнка, которого успели эвакуировать на соседнюю станцию. До последнего старика, которого вынесли под прикрытием. До последнего патрона. А когда патроны кончились, те, кто держал баррикады, уйти не успели. Проклятую станцию назвали спасённые жёны и дети тех, кто остался тут навсегда. Вот, что ждет ВДНХ, если я не справлюсь со своим заданием. А может быть, не только ВДНХ — но и всё Метро.

Кузнецкий мост[]

Кузнецкий мост был необычной станцией. Он весь состоял из мастерских. Тут собирали большую часть оружия, обращавшегося в метро. Я искал Андрея Мастера… Но он нашёл меня первым.

Заметка 1

Многие в Метро ненавидят красных — потому что боятся их. Красные живут впроголодь, хотя работают круглые сутки. Им говорят, что они трудятся ради лучшего будущего — но год от года их жизнь становится всё тяжелее. Они дерутся отчаянно, словно совсем не боятся смерти, а их командиры бросают их на амбразуры, затыкают их телами огневые точки, тратят их жизни, будто они и вправду не могут умереть. Но они умирают — от истощения, от переработки, от пуль врагов и от пуль своих комиссаров, которым приказано стрелять в тех, кто испугался и отступил. Им внушают, что они сверхлюди, что они сделаны не из плоти, а из стали... И именно поэтому мне их жалко. Ради чего они живут, ради чего умирают? Идолы прошлого давно рухнули, но им об этом не сказали. Лозунги, которыми они разговаривают друг с другом, ничего не значат в новом мире. Им запрещают свободно говорить и свободно думать. Каждый, кто задает вопросы — предатель. Любой, кто скажет, что за пределами Красной линии жить лучше — шпион и диверсант. Тут лучше спрятать поглубже всё человеческое, что в тебе есть, и быть таким же, как все. Но есть такие люди, как Андрей-Кузнец. Которые не отчаялись — и живут дальше. Хотя, если бы на его месте был я, я давно бы уже отсюда сбежал. Почему же он остается? Боится, что застрелят при попытке к бегству?

Заметка 2

Я не ошибся в Андрее: я его недооценил. Он не боится бежать. Но его дело требует куда большей отваги, чем побег. Андрей помогает бежать с Красной линии другим — рискуя собственной шкурой каждую минуту. Он и его товарищи спасли десятки беженцев, используя сеть тайных переходов и забытых туннелей, о которых красным пока ничего не известно. Обычных беженцев эта дорога жизни ведёт с Красной линии в большое Метро... Но меня Андрей отправит по ней в обратную сторону. Мне нужно на передовую нескончаемой войны между Красной линией и Рейхом, в самое пекло. Я отправляюсь на поезде, который везёт свежую партию пушечного мяса в жерло мясорубки. Главное — вовремя соскочить с этого поезда...

Линия фронта (Глава 4, Война)[]

Человек остался человеком даже после конца света. Он всё также готов был грызть глотки своим собратьям из-за абстрактных идей… Даже война, на которую я ехал теперь, была эхом какой-то древней войны между красными и фашистами… Человек не меняется.

Заметка 1

У Красной линии нет врага злей и непримиримей, чем Четвёртый Рейх. Говорят, война между коммунистами и нацистами продолжается уже сто лет; разные народы, словно одержимые бесами, принимают то одну сторону, то другую, а иной раз, как в Метро, разделяются пополам — и бьются до полного взаимного уничтожения. Рейх должен быть противоположностью Красной линии... Так почему же он так на неё похож? Нищета и жизнь впроголодь, трудовые отряды и бесконечные митинги, трескучая болтовня политиков и пустые глаза у простых людей. Тут тоже разговаривают лозунгами и тоже нельзя сомневаться в том, что тебе говорят. Правда, верят тут в другое: мол, достаточно будет истребить всех мутантов, чтобы жизнь наладилась. Расовая чистота отступила на второй план, теперь нацисты отстаивают чистоту генетическую. А раз норму здесь определяют политики, в мутанты можно записывать любого. Кого казнить, а кого миловать — решают штурмовики с автоматами. А со шпионами тут обходятся так же, как на Красной линии, так что попадаться мне никак нельзя...

Битва на дрезинах[]

Когда я пришёл в себя, надежды у меня не осталось. Пленные в фашистских концлагерях использовались как рабы — или мишени.

Заметка 1

И это план?! Наши кости уже обгладывали бы туннельные крысы, если бы нам просто не повезло. В плане Ульмана было всего две составляющих: безумие и внезапность. Фашисты не ждали, что мы захватим их же собственную дрезину, не ждали удара с тыла, в спину. Ничего... Времена благородных поединков прошли давным-давно. Если нужно ударить в спину, чтобы выжить — мы в Метро бьём в спину. Главное, чтобы твоя собственная спина всегда была надежно прикрыта.

Депо[]

После нашего боя с фашистскими дрезинами, нам казалось, что впереди нас уже не ждёт ничего страшного. Какая ошибка!

Заметка 1

Жуткая смерть. Мои попутчики гибнут один за другим, и я ничего не могу сделать, чтобы выручить их... Мне начинает казаться, что они жертвуют собой, чтобы я мог идти дальше. Но стою ли я таких жертв? Сам я был бы готов умереть, чтобы выполнить задание Хантера... Но имею ли я право забирать чужие жизни? Кто мне дал это право? Хантер? Господь Бог? Или я сам его себе присвоил? Не знаю...

Павелецкая[]

После смерти Павла, я опять остался один… И я должен был как-то добраться до Чёрной станции – меня там ждал Ульман.

Заметка 1

На этой станции я почувствовал себя, как дома. Как на родной ВДНХ. Эти люди, как и мы, изо всех сил цепляются за свою станцию, за свой простой быт, за свою пропащую подземную жизнь, за тусклое своё будущее, будто бы оно сулит им спасение... Нет. Всё, чего они могут добиться — и всё, чего можем добиться мы — короткая отсрочка перед тем, как нас всех окончательно проглотит тьма. И всё же... Они не опускают рук. И мне тоже пора идти. Времени всё меньше.

Заметка 2

Я шагаю по кровавому болоту. Чужая кровь хлюпает у меня под моими сапогами. Мы с такой лёгкостью готовы убивать других людей... За место, пригодное для жизни, за кусок мяса, за идею. Наша цивилизация вся была построена на человеческих костях, но и разрушив её до основания, даже находясь на краю гибели от когтей и зубов жутких порождений нового мира, мы продолжаем уничтожать друг друга. У тех, кто погиб сегодня, наверное, тоже были семьи. Друзья. Может, у них всё ещё были живы родители... Они погибли, защищая свою станцию от мутантов, а не от других людей, но ведь в прорези прицела и люди, и звери одинаково кажутся картонными мишенями. Сейчас я пытаюсь спасти мир от чудовищ... Чтобы дать им возможность перебить друг друга самим.

Заметка 3

Дети Метро... Иногда мне кажется, что они — те, кто родился под землей, кто никогда в жизни не видел солнца — какой-то новый биологический вид. Этот ребёнок прошёл через самый настоящий ад, он выжил лишь чудом — но это не сломило его. Он говорит, трезво рассуждает... Помню, как на ту станцию, где мы жили с моей мамой, только ещё спустившись в Метро с поверхности, напали крысы... Когда мама умерла... Когда крысы её... А меня вытащил Сухой... Сухой говорит, я ещё несколько месяцев не разговаривал. А сам я ничего не помню про то время. Вообще. А этот малыш... Может быть, Метро закалит нас. Может, поколение, выросшее без солнца и без страха, сможет вернуть нам Землю. Если я дам ему шанс.

Заметка 4

Она предлагает мне патроны за то, что я спас её ребенка. Как будто я мог поступить иначе. Но то, что раньше казалось естественным, сегодня выглядит странно, а то, что раньше казалось уродливым, сегодня никого не удивляет. Что делать? Отказаться от вознаграждения — и обидеть счастливую мать? Это раньше человеческая жизнь, жизнь ребёнка — была бесценной, за неё нельзя было заплатить. А сегодня цена есть у каждого из нас. Те патроны, которые мне предлагают за спасение этого малыша — хорошая цена. А цена жизни простого человека — одна пуля. Ровно столько, сколько нужно, чтобы отнять эту жизнь.

Форпост[]

Я снова поднимался наверх, в холодные и липкие объятия мёртвой Москвы. У выхода из метро меня ждала фашистская засада. Но я должен был выполнить последнее задание умирающего командира и послать сигнал в Полис.

Заметка 1

Помню, как я радовался, встретив в пустом городе Бурбона — такого же живого, тёплого человека, как я сам. Куда делось это чувство? Тут, на поверхности, среди мёртвых камней и окаменевших костей, опасность исходит от всего — от мутантов, от фонящей радиацией почвы, от зараженного воздуха... И всё же, даже тут нет ничего опаснее человека. И стоит нам отвоевать у враждебного нового мира хотя бы клочок земли — мы устраиваем на нем не колонию, а крепость.

Заметка 2

Фашисты спешили сюда, чтобы покончить с защитниками Проклятой. Они даже не хотели потерпеть, дождаться, пока за них это сделают монстры. Конечно, всё ради станции, ради жизненного пространства. Вот только беда: кем заселить станцию, которую они «освободят»? В Метро родится так мало детей... А тех, кто успеет вырасти, по пальцам можно будет счесть. Сухой говорил мне, раньше в одной только Москве жили пятнадцать миллионов человек. А теперь нас осталось всего пятьдесят тысяч — и в Метро, и, может, на всей планете. Но мы продолжаем убивать друг друга с таким упоением, будто нас всё еще миллионы. От шести миллиардов человек, которые раньше жили на Земле, остался только пепел и пыль. Они лежат вокруг нас, хрустят под нашими ногами, притворяются песком, снегом, грязью. А мы поливаем их пепел свежей кровью, будто надеемся, что на такой земле может что-то вырасти.

Чёрная станция[]

Теперь мне стало ясно, что Чёрную станцию уже заняли фашисты. Но раз Ульман ждал меня там, я должен был рискнуть.

Заметка 1

Мы все носим броню. Снимаем бронежилет, раздеваемся догола — и всё равно остаемся в панцире с головы до пят. Мы боимся раскрыться перед другими, боимся показать свои чувства, боимся, что другие догадаются, что мы думаем. Мы прячем свои лица под противогазами, но под резиной — тоже маски. Ульман-балагур, непробиваемый оптимист... Я увидел его настоящее лицо, только когда убили его боевого товарища. Смертельно усталый, почти отчаявшийся — вот каким он стал... Всего на секунду. А секундой позже он снова нацепил свою броню, и снова стал весельчаком. Я не стану лезть ему в душу. В Метро это не принято. И я никого не пущу в свою.

Заметка 2

Метро отучает людей верить в чудеса, зато учит жить без надежды. И всё же иначе, чем чудом, я не могу объяснить даже себе то, как пробрался сквозь заполненный фашистами лабиринт Чёрной. Меня будто вёл кто-то... Может быть, неистребимая моя, идиотская надежда? Может, сама судьба?

Полис (Глава 5, Надежда)[]

Трудно описать, что я чувствовал в тот миг. Я падал с ног от усталости, и в то же время не мог сдержать улыбки. Я справился! Я доставил послание Хантера в Полис! И теперь судьба моей станции была в руках куда более сильных, чем мои собственные. Я выполнил свою миссию.

Заметка 1

Сколько я себя помню, мечтал попасть в Полис. Человек от злой и беспросветной подземной жизни мельчает, звереет, дичает — и только в Полисе ему удается оставаться похожим на тех великих людей, которым удалось покорить целую планету. Полис — последнее пристанище учёных, профессоров, артистов — всех, кого на остальных станциях сочли бы никчемными дармоедами. Последняя цитадель культуры и цивилизации. И ещё... Ещё, по легендам, там круглые сутки горел электрический свет. Совсем как это было в нашем безвозвратном прошлом... И Полис не подвёл меня, не обманул моих ожиданий. Огромный, сияющий, вычищенный до блеска... Настоящий подземный город. Его четыре станции, соединенные воедино, напоминают залы древних храмов из книг по истории. Просто находясь здесь, ощущаешь какую-то необыкновенную энергию... Начинаешь верить в то, что человек ещё сможет однажды подняться с колен. Если есть во всём Метро кто-нибудь, кто сможет спасти ВДНХ от нашествия Чёрных, таких людей я смогу найти только здесь.

Заметка 2

Кто придумал глупую и напыщенную фразочку о том, что с могуществом приходит ответственность? Мне казалось, что в Полисе сосредоточена вся мощь Метро. Его до зубов вооруженная охрана, его огромный авторитет среди любых станций и фракций, его запасы еды и боеприпасов, его богатство и процветание... Полис — это пуп Земли. Но, как оказалось, ему дела нет до бед каких-то там периферийных станций. Совет не хотел даже тратить свое время на то, чтобы выслушать нас. А выслушав всё-таки, на скорую руку поставил на судьбе ВДНХ штамп «Отказать». Отказал не только мне — отказал самому Мельнику, главе рейнджеров-спартанцев. Я думал, всё кончено. Если бы не Мельник и его люди... Рейнджеры не просто так называются Орденом. Это и есть настоящий рыцарский орден, государство в государстве, братство людей, для которых принесённые клятвы важнее жизни. А поклялись рейнджеры защищать все Метро от любых опасностей, которые угрожают его жителям. И не важно, во что они верят или где находится их станция.

Аллея[]

Решение Совета стало для меня ударом. Но план Мельника подарил мне надежду. И вот вновь я отправлялся наверх, в город, искать командный пункт…

Заметка 1

Рейнджеры называют свою базу Спартой, а себя — то ли в шутку, то ли в серьёз — спартанцами. Они действительно похожи на настоящих спартанцев: готовы погибнуть, но не сдаться — а ещё они так же малочисленны. Каждый из них — закаленный боец, который стоит десятка обычных солдат, но всё же их слишком мало для того, чтобы вести настоящую войну или противостоять легионам Чёрных. Поэтому то, что предлагает Мельник — единственный выход. Найти уцелевшую ракетную часть, привести ракеты в боеготовность — и выжечь гнездо Чёрных дотла. Если нам удастся это сделать, наши потери будут минимальны, а моя родная станция — и всё метро — будут спасены. Кажется, идеальный план... Но что-то беспокоит меня. В нём есть какой-то изъян, что-то неправильное. Не могу отделаться от ощущения, что мы совершим какую-то ошибку.

Заметка 2

Я до дыр зачитал все книжки, которые были у нас на станции. Я сломя голову бежал к челнокам, которые возвращались с дальних станций, чтобы первым выменять у них засаленные томики... Хотя кроме меня, наверное, они у нас никому не были нужны. Я читал всё подряд. Когда живешь на шестидесятиметровой глубине, книги становятся твоими единственными окнами. Я молился на книги. Попробуйте представить себе, что я ощутил, увидев Великую Библиотеку! Святилище, в котором были собраны все самые важные книги, когда-либо написанные человеком. Но мне нельзя забывать о том, для чего я здесь. Если отвлечься, если начать перелистывать эти подгнившие, заплесневелые тома, Библиотека затянет тебя, и ты больше никогда из неё не выйдешь...

Книгохранилище[]

Я снова был наедине с ужасом. И мне предстояло взглянуть ему прямо в глаза, в прямом смысле этого слова.

Заметка 1

Знания — сила. Замыленный лозунг. Перед войной, наверное, никто уже даже не задумывался о том, что он значит. Знания были доступны всем. Отчим рассказывал, что карманный телефон мог ответить на любой твой вопрос в любую минуту... Так что никто не стремился уже учиться, выискивать, запоминать информацию. И вот в одну минуту вся накопленная информация пропала, исчезла. Отключились телефоны, сдохли батареи, и те, кто не хотел хранить знания в своей голове, остались с пустыми головами. А знания снова стали силой, снова стали ценным товаром... И слишком дорогим. Тут, в Великой Библиотеке, наверное, собрано больше сведений о земле и о людях, чем где-либо ещё. Но именно тут за каждую прочтенную букву приходится платить каплей своей крови.

Архивы[]

Подземное хранилище было жутковатым местом. Я не знал ни где искать, ни даже как выглядело то, что я пытался найти. Но неведомый ангел-хранитель помог мне.

Заметка 1

Кто они - библиотекари?.. Мы придумали для этих тварей забавное прозвище, потому что, неназванные, они были слишком кошмарны. Одно точно: это не звери. Понятия не имею, из какой глины их слепила радиация, но библиотекари чересчур умны для обычных мутировавших животных. Я вижу в их глазах проблески разума... А что видят в наших глазах они, мы не знаем. Но если не бежать, не драться, а просто смотреть этим чудовищам в глаза — между тобой и ними происходит что-то... И они оставляют тебе жизнь. Хотя могут раздавить опытного и хорошо вооруженного бойца, как клопа. Может быть — потому что, глядя в глаза людям, они вспоминают через силу, как и сами когда-то были людьми?..

Храм (На Спарту)[]

Я нашёл планы Д-6 и карту командного пункта. Но Мельник всё не возвращался. Смогу ли я выбраться из Библиотеки живым без его помощи? От этого зависела судьба моей станции.

Заметка 1

Хан... Я всем обязан ему. Если бы не он — я остался бы гнить в туннеле с аномалиями. Я бы никогда не добрался до Библиотеки. Если бы не он, Мельник даже не стал бы меня слушать... Я не знаю толком, кто этот человек, да и человек ли он. Да, в путь меня отправил Хантер — но ведёт меня по этому пути Хан. Странно, что бойцы Мельника, для которых, кажется, нет других авторитетов, кроме их несгибаемого полковника, прислушиваются к бродячему философу и верят ему. У него есть какая-то власть над человеческими душами... Хотел бы я встретиться с ним ещё раз. Слишком много у меня вопросов, которых больше некому задать.

Заметка 2

Почему церковь? Только из-за прочной старой каменной кладки, или бойцы Мельника думают, что эти стены будут для них лучшей защитой, чем что-либо другое? Странно, что даже тем, кто твердо стоит на этой земле, кто каждый день смотрит смерти в глаза и должен был уже успеть привыкнуть к ней — нужно цепляться за небеса. Рейнджеры не говорят об этом вслух, но у многих я видел нательные крестики. От кого-то я слышал, что после Апокалипсиса мир вывернулся наизнанку, и Преисподняя оказалась на поверхности земли, людям пришлось прятаться в бывшем Аду. Поэтому нет на поверхности лучшего убежища, чем старые церкви. Не знаю... Но эти иконы и фрески, которыми расписана эта церковь, даже мне внушают какое-то светлое спокойствие, какую-то уверенность. Как будто всем нам, грешникам, уничтожившим мир, который не мы сотворили, ещё можно искупить свои грехи. Ещё можно получить прощение.

Тоннель на Киевскую (Глава 6, Д-6)[]

Тёмный тоннель, грохот колес, запах смерти. Так начался наш путь в Д-6. Мы приближались к цели с каждой секундой.

Заметка 1

Мои странные сны продолжаются. Теперь я не уверен даже, что это просто сны — раньше такого со мной не случалось. Скорее, видения... И они становятся всё ярче, всё отчетливее. Теперь они остаются в моей голове после того, как я пробуждаюсь — но я так и не могу разобраться в том, что они значат. Однако всякий раз я просыпаюсь с одним тяжелым ощущением: это предчувствие беды. Предчувствие катастрофы, в которой буду виноват я.

Пещера (Подземелье)[]

Весь хаос туннелей не мог проникнуть за этот могучий гермозатвор. Ворота казались незыблемыми… как те люди, которые шли со мной.

Заметка 1

Всё идет как по маслу. Ульман валяет дурака, Мельник привычно угрожает ему нарядами вне очереди... До цели остается совсем немного, и теперь нас уже ничто не остановит. Мы выходим победителями изо всех схваток. Прав был Хан, когда сказал, что на всей Земле не было и не будет более опасного хищника, чем человек.

Заметка 2

Я вроде бы не виноват в их смерти — и всё же чувствую свою вину. Слишком рано радовался тому, как бескровно мы преодолели весь этот отрезок пути. Накликал беду. Не смог оказаться в нужное время и в нужном месте, протянуть товарищу руку, вытащить его с того света... Втянул этих отважных ребят в авантюру, которая стала для них последней. Наш отряд, и без того маленький, поредел ещё больше. Когда я смотрю на свои ладони в свете костра, мне кажется, что они перепачканы кровью.

Заметка 3

Я слышал байки о том, что метростроевцы не были первыми, кто рыл в бурой московской земле ходы и убежища. Тайные ходы и галереи были устроены под городом ещё при первых русских царях, но те мастера, которые строили эти катакомбы, натыкались на пещеры и лазы совсем уже древние, вырытые неизвестно кем и невесть когда. Но их безымянные строители сгинули тысячелетия назад, оставив после себя только идущие из ниоткуда в никуда бесконечные коридоры. И вот, сотню поколений спустя, теперь я, последний человек, ступаю осторожно по их следам — в никуда из ниоткуда.

Д-6[]

Неужели мы нашли вход в легендарный бункер? Я никак не мог в это поверить. Но сколько человек отдали свои жизни, чтобы мы получили доступ к последним ракетам! Стоило ли это их жизней?

Заметка 1

Невероятно, но в этих давно заброшенных подземельях техника сохранилась гораздо лучше, чем в обитаемом Метро! Монорельс, двери которого отворились впервые за десятки лет, плавно сдвинулся с места и понес нас к цели, как будто только вчера его осматривали техники. Правду говорят: время разъедает металл и камень, разрушает и человека и его творения. Но наши отцы строили на века — и если их дети не курочат их наследие, эти сооружения и механизмы могут простоять тысячелетия.

Заметка 2

И всё-таки трудно поверить в то, что это строили люди, а не гиганты-циклопы из древних легенд. Не только я, но даже балагур и шутник Ульман притих, когда попытался представить себе размеры этого места. Что это за секретный объект, когда и кем он был построен — и зачем? Куда ушли его хозяева и почему никто в Метро никогда ничего о нём не слыхал? Под ногами — ковёр из гильз; можно было бы подумать, что тут кипел жёсткий и отчаянный бой — но вокруг нет ни тел, ни костей. Что же здесь произошло?

Заметка 3

Что это за существа, да и можно ли назвать их существами? Зародились ли они на развалинах старого мира сами или, как и этот подземный город, были созданы людьми? В них нет ничего естественного, их природа противна нашей. Нам нужно уничтожить их до последнего, потому что иначе они уничтожат нас. Это так же, как с Чёрными. Этот мир снова будет нашим — или создания, которые пришли в него после людей, сожрут нас всех и двинут эволюцию дальше. У нас нет выхода. Нет выбора. Мы возвращаемся во владения своих предков с огнём и мечом. Мы вернём себе наследие наших отцов, которое принадлежит нам по праву. И мы выиграем эту последнюю битву — или сгинем окончательно.

Заметка 4

И снова мы отправляемся на Поверхность — на этот раз, во всеоружии. Ульман шутит — под нашими ногами дрожит земля. Но мне кажется, я и вправду чувствую эту дрожь. После всего, что нам пришлось преодолеть, нас не остановит ничто и никто. Враг будет повержен. Обращён в пыль и пепел — так, как мы всегда поступали со своими врагами... Одного не могу понять: почему же Чёрные не пытаются остановить нас? Не ждет ли нас засада? Дурные предчувствия, которые меня мучат уже давно, всё сгущаются...

Башня (Глава 7, Башня)[]

Сойдя с поезда, мы с Мельником выбрались на поверхность у концертного зала имени Королёва. Теперь мы были совсем рядом с Останкинской телебашней. Именно тут и завязалась та битва, с которой я начал свой рассказ.

Заметка 1

Шаг за шагом мы поднимаемся на башню. Мы пришли из-под земли, и мы пытаемся взять небеса штурмом. Вокруг свинцовые тучи, будто стена горит. Ступени изъедены временем и крошатся под ногами. А ветер такой, что кожу с мяса сорвать, кажется, может. Нас не ждут на небесах. Наше место — под землей.

Заметка 2

Я остался один. Всё самое главное мне предстоит сделать самому. Не на кого переложить ответственность, не у кого попросить помощи. Судьба людей в моих руках — и судьба Чёрных. И с каждым шагом моя уверенность в своей правоте тает. С каждым шагом я задаю себе больше вопросов — таких, на которые мог бы ответить лишь Хан. Только вот Хана тоже нет рядом. Я один на вершине мира. И отсюда вижу многое, чего не мог увидеть с поверхности, услышать такое, чего и представить себе не мог бы под землёй... Я ощущаю присутствие Чёрных. Слышу их. В моём мозгу теснятся какие-то образы, звучит эхо непостижимых для меня чужих мыслей. Я знаю, что Чёрные умеют проникать в чужое сознание, что они сводят своих жертв с ума... Может, и я схожу с ума? Только бы добраться. Только бы сохранить рассудок. Только бы суметь навести ракеты. Только бы суметь...

Связанные достижения[]

Блоггер — написать 51 страницу дневника.

Интересные факты[]

В оригинальной версии игры заметки отсутствуют и введены лишь в версии Redux с изменённой текстурой модели: вместо обычной папки для бумаг белого цвета заметки теперь выглядят как коричневая книга с буквой М на обложке, что выбивается из атмосферы, но вместе с этим значительно облегчает их поиск.
В заметке на Кузнецком мосту Артём пишет, что Андрей — Кузнец. Хотя он на тот момент был Мастером, а Кузнецом стал в следующем году, когда ушёл со станции.
Во второй заметке уровня Полис Артём упоминает фразу "с могуществом приходит ответственность", что является прямой отсылкой не сколько на древнюю цитату, сколько на слова дяди Бэна из комиксов о Человеке Пауке.

Видео[]

Видеогайд по местонахождению всех дневников в Metro 2033 Redux.