Место действия - Карачаево-Черкессия. Это уже внеконкурсное, однако планировалось как флэшбек к кое-чему бОльшему. Правда, этому не суждено будет сбыться, поэтому просто как отдельный рассказ (на 23 страницы, блин...)
П.С. Предупреждаю, номрально не редактировался, да и не до этого было. Да и щас не до этого, чего уж там.
28 февраля 2033 года.
Горы с этого места выглядели просто бесподобно, будто достаточно было сделать всего пару сотен шагов – и вот они, заснеженные простыни высоких пиков. Облака и тучи редко давали разведчикам разглядеть хоть что-то в своей пелене, но сегодня им повезло: они расступились на пару минут, чтобы блеснуть красотой, редчайшей в этой серой, безжизненной и дикой пустоши. Под самыми скалами красовались те единственные на множество километров нетронутые и живые деревья, которые росли тут ещё до катастрофы.
Горы…
От них сильно веяло неизвестным. Они одновременно внушали и страх, и уважение, и надежду. Будто когда-нибудь кто-нибудь отважится уйти за хребет и узнать, есть ли там кто живой. Возможно, получится когда-то даже переселиться из тех битком набитых военных погребов, в которых сейчас сидят несколько сотен человек. Когда-нибудь, но не сегодня, как сказал бы один классик.
Чуть ниже жизни лежали голые и страшные лесные массивы. Сгоревшие деревянные столбы, на которых уже никогда ничего не вырастет. Всю жизнь из этих деревьев уже давно высосал ядерный удар, нанесённый в десятке с лишним километрах к северо-западу. Ударная волна и тепловой взрыв нанесли страшные повреждения этому месту – подкосили здания и сожгли половину того, что могло гореть. И листья в том числе. Уже двадцать лет стоят эти мёртвые чёрные обелиски, напоминая о давней катастрофе. При мысли об этом неприятный холодок прошёл по спине.
– Брр… Кошмар какой! – передёрнул плечами Данила.
Это заметили товарищи – четыре человека, которых собрали в отряд сталкеров.
– Ты чего? – спросил Дэн, поправляя СВД за спиной. – Всё нормально?
Дэн всегда беспокоился о каких-то несуразных мелочах, мучительно делая вид, будто это его хоть немного колышет. На самом деле он пытался всяческими способами нарушить молчание, которое стояло в отряде. Можно сказать, пытался разрядить обстановку. Но, не смотря на все усилия хоть как-то продержать товарищей в хорошем настроении, у него это получалось плохо. Человек-то он был на самом деле довольно скучный и замкнутый.
– Пойдёт. – отозвался Данила, не переставая смотреть на горы. – Просто мысли дебильные в голову лезут. Не обращай внимания.
Дэн пожал плечами и вернулся к потрошению банки с тушёнкой. Совершенно не принципиальный человек, подумал Данила, будто ему действительно нет ни до кого дела. Просто делает вид присутствия, а на самом деле он где-то очень далеко. Или глубоко. В себе. Тихо сидит в выгребной яме своих переживаний и понемногу чахнет над отходами собственных химер.
Данила его боялся. Не как врага, а скорее как непредвиденное обстоятельство. Такому человеку, как Дэн могло взбрести в голову всё, что угодно. И приказы он выполняет неохотно и с натяжкой, на-отцепись, будто хотел сделать что-то совершенно другое и как будто более эффективное. Но как снайперу ему не было равных во всей Сторожевой-2. Да и внимание у него – будь здоров, знает всё и про всех в поселении. Его так за глаза и зовут – «Оптика».
– Товарищ лейтенант! – откликнулся Антон, новичок-сталкер, поправляя на лице маску-респиратор. – Может, уже пойдём уже дальше, а? Остофигело сидеть тут.
Антон в отряд неделями просился, и когда он уже достал всех в командовании, замкомбат спровадил его сюда, чтобы не мельтешил перед газами. Надо сказать, дисциплина и сноровка у него были на месте, пусть и рвался без причины в бой. Ну а что взять с парня, девятнадцати лет отроду, который кроме городка и парочки шакалов не видел ничего.
– Приключения в жопу лезут, а, Косяков? – усмехнулся Данила, отворачиваясь от окна, выходящего прямо на горный массив.
Около костра, горевшего в ржавом вёдрышке, на старых ящиках сидели приунывший Антон и Матросов, связист. О последнем лейтенант ничего такого не знал. Дэн сидел на разодранной и грязной лежанке и доедал тушёнку.
Вазген охранял вход в хату с крыльца, поэтому видно его не было. Он был единственным армянином в своём укрытии и был направлен с отрядом как отличный пулемётчик. До катастрофы он был мальчиком из Сторожевой и жил на другом её конце, у дороги на Карачаевск. Ему было интересно посмотреть на военные учения, которые проводились на полигонах Сторожевой-2. Это его и спасло. Когда началась бомбардировка, он не без травм перелез через колючую проволоку и одним из последних вбежал в объект «Укрытие». Ему тогда было четырнадцать.
Бойцы действительно заскучали, да и сидеть тут ещё дольше не было никакого смысла, отдохнуть и поесть успели все. Лейтенант спросил у Матросова время, тот ответил, что четверть третьего.
– Ладно. Больше получаса сидим, хватит. – произнёс Данила, поднимая с пола «Вал» – Отряд, подняли задницы и шагом марш на выход! Нам ещё северные дома и бензоколонку обыскивать!
Антон с энтузиазмом вскочил, чуть не забыв свой автомат под ящиком. Матросов со словами: «Вот и ладушки» поднял сумку-рацию и, кряхтя, достал из-за спины запутавшийся в ремне АКС. Дэн же без эмоций или реплик швырнул банку в окно, надел обратно респиратор и перехватил винтовку. Отряд шёл на выход из хаты, и сопровождал их лязг металла и звон снаряжения. Казалось, не услышать таких сборов мог только глухой, не смотря на все меры предосторожности.
Вазген при виде Данилы поднялся с крыльца, запульнул половину сигареты за забор и тут же присел, подбирая лежавший в ногах пулемёт.
– Тоноян, как обстановка? – дружелюбно спросил лейтенант, пропуская остальной отряд вперёд.
Вазген почесал гриву на затылке, потом место под бородой, и, наконец, нос. Только после этой процедуры он отрапортовал, что у шоссе на севере выл шакал, вроде бы один. Однако посоветовал быть начеку. Лейтенант отчеканил «Вольно!» и приказал отряду выдвигаться прямо по улице, поглядывая вокруг. Вопросов ни у кого не возникло…
Наверху стоял конец февраля, снег на улицах Сторожевой давно растаял без следа. Тем не менее, над некогда населённым пунктом висел холодный и раздражающий морозец, противогазы и респираторы прилипали к лицам. Мало того, что было неудобно и противно, так ещё и стёкла покрывались дымкой. Было трудно что-либо разглядеть в этой ртутной пелене, но и снять противогазы было смерти подобно и глупо. Только полный идиот додумается снять на верху средства индивидуальной защиты.
В момент бомбардировки были сброшены не только обыкновенные ядерные ракеты, но и множество боеголовок с биологическим и химическим оружием. Радиация, яды, различные смеси и газы не давали людям спокойно жить на поверхности. Даже в горах, пусть там уровень загрязнения куда меньше. Но выжить, тем не менее, в таких пустошах – нереалистичная фантастика. Только и остаётся, что делать редкие вылазки и забирать различные вещи, проверенные сто раз перелатанным дозиметром.
Но загрязнённый воздух и радиация – это ещё полбеды. От один Бог знает какого оружия мутировали животные. Раньше их было несколько видов. Потом они потихоньку начали жрать друг друга. Спустя двадцать лет всех съели и прогнали шакалы – существа, лишь отдалённо напоминающие собак, не брезгующие ничем, что можно проглотить. В холке под полтора метра, зубы, что ножи и пустые, ничего не понимающие глаза, в которых есть только ярость, боль и голод. Они будто не живые, им нужно только убивать и жрать. Из-за них ни один мало-мальски думающий сталкер не выйдет из Укрытий без автомата и запаса патронов.
И это если не учитывать непонятные аномалии. Больше всего досаждают «леший» и «пустынник». Первый образуется во мхе, на деревьях, в воде. Эта зелёно-жёлтая пакость ждёт, пока кто-нибудь вляпается, и просто переваривает свою жертву. И спастись от него можно только одним способом – избавиться от схваченной конечности. «Пустынник» же появляется только на полях к северу, востоку и западу от Сторожевой. Это что-то вроде вихря, идущего по определённой траектории и ментально завлекающего свою добычу. Попав в центр вихря, живое существо постепенно и бесшумно испаряется. Как правило «пустынник» может за раз завлечь только одного. Это одна из причин, почему сталкеры в одиночку не ходят.
Несмотря на все опасности Сторожевой, Даниле нравилось находиться на поверхности. Он и сам не до конца понимал, почему. Но чувствовать холод или жар автомата сквозь перчатки, не расслабляться ни на минуту, наблюдать то, что люди строили годами, а потом вынужденно бросили; всё это вызывало непонятное, но всё же приятное первобытное чувство, заставляющее думать, что человек остался сильным, пусть и вынужден прятаться по норам, как крыса. Что они ещё способны сражаться. Лейтенанту нравилось это ощущение.
Когда утром Данила впервые за много месяцев совершил вылазку из «Укрытия», ему в лицо, ещё не прикрытое противогазом, подул холодный могильный ветер. Вокруг были видны руины многоэтажек, летал по улицам мусор, а переплавленные стёкла будто вросли в землю. Много чахлых кустов проросло сквозь асфальт. Будто сама природа, обидевшись на человека за катастрофу двадцатилетней давности, пыталась дать ему в ответ по сусалам. Лейтенанту представлялось, что это вызов. И он сорвался с места в проросшие кусты, принимая его на любых, даже нечестных условиях.
«Я хочу битвы» – вдруг отчётливо ударила мысль лейтенанту в голову.
Данила осмотрел улицу вокруг себя. Маленький переулок, на котором никогда не было асфальта, зарастал с умопомрачительной скоростью. С одного конца улочки не было видно другого из-за кустарника, деревьев и уродливых корней-вьюнков. В одном из домов, прямо посередине, выросла корявая несуразная ива, казавшаяся полностью коричневой. Многие другие хаты выглядели не лучше.
Это была та самая улица недалеко от шоссе. Сюда и шёл их отряд, чтобы порыться в хламе двадцатилетней давности и найти в нём хоть что-то стоящее. Может, найдутся игрушки, бумага, пишущие средства, что-нибудь вроде лекарств или даже не испортившиеся запасы в подвалах и гаражах. Каждый раз эти выходы – лотерея. Точно предугадать какая польза будет от тех или иных вещей сложно. И найдутся ли такие вещи – вот вопрос. Но при этом каждый месяц командование снаряжает экспедиции в Сторожевую, не смотря на риск. Не столько ради туманных находок, сколько ради жителей. Они каждый раз стоят около гермоворот, не смотря на противопоказания, и провожают добытчиков такими взглядами, будто это их единственная надежда. Супергерои нового мира.
Каждому нравилось такое внимание, пусть иногда излишняя радость во время возвращения и раздражала. Особенно нравилось такое отношение Даниле. Его семья каждый раз провожает до самых ворот и к вечеру с надеждой ждут возвращения. Лейтенант благодаря этим церемониям чувствовал себя нужным, необходимым людям, а может, даже человечеству. Он дрался с тем, что было снаружи, и получал за это благодарность. И так каждый месяц почти десять лет подряд.
Он как-то раз рассказывал о своём странном состоянии Дэну. Но тот лишь осадил его и сказал, что это замашки эгоиста и признак мании величия, пусть это и выражается в стремлении быть кому-то нужным. Якобы Данила уже так привык к этому, что не сможет больше жить без цели стать полезным. Лейтенант же ответил, что он несёт психологический бред и должен его прекратить. А самое страшное, что Данила полностью согласен с заявлением Оптики…
– Ну что, командир? – это Андрей. – Разделимся и начнём искать?
Командир потряс головой, отводя задумчивость, и тяжело вздохнул, поймав себя на мысли, что уже пять минут смотрит вдоль улицы в сторону шоссе.
– Что-то я совсем раскис. – заявил он, поворачиваясь. Члены отряда посмотрели на него с недоумением. – Бог с ним, не важно. Матросов и Косяков – налево; старший сержант Димин пойдёт со мной направо. Ваз, ты на стрёме. В случае регистрации мутантов – сообщить по приёмнику, а если нападут без нашего присутствия – вали всех к чёртовой матери.
– Будет сделано, товарищ лейтенант! – рассмеялся игриво Тоноян, пошёл в закуток и достал из кармана дефицитные сигареты.
Остальные же молча пошли исполнять приказ. Дэн ушёл далеко вперёд, поэтому Даниле пришлось нагонять его. Димин был ещё более хмурым, чем обычно. Будто он уличил кого-то в незаконном поступке и должен кому-то доложить. Но либо доложить некому, либо ему этого кто-то не позволяет. Сразу захотелось спросить, что же случилось, но лейтенант не стал этого делать – сержант всегда отвечал, что он «всегда такой».
Первый попавшийся дом был стандартной сельской постройкой – покатая остроугольная крыша с лестницей сбоку и дверцей, ведущей на чердак. Наружу выглядывало только два окна, третье же должно было находиться сзади. Рядом находилась времянка, скорее всего с кухней и столовой. Дэн и Данила вместе вошли в хату и почти сразу разошлись по разным комнатам, будто не желая находиться рядом. Один не хотел проболтаться, а второй – болтать.
Лейтенант попал в пыльную спальню без окон, которую освещала лишь трещина под потолком. Данила достал из дополнительного кармана полупустого рюкзака динамо-фонарик и стал нажимать на ручку. Машинка тихо затрещала в унисон с дозиметром, когда сталкер вошёл в помещение. Нужно было спешить.
Тусклый луч бегал от стены к стене, открывая картину комнаты. Пыльная и выцветшая высокая перина, сталкеру по грудь, мирно стояла в углу, правее чугунной печки. Над ней висел, покосившись, красно-рыжий ковёр с психоделическим узором. Справа, на всю стену, красовался шкаф с всевозможными фотографиями, фарфором, хрусталём и фигурками. На самом верху, вплотную к обоям, лежали книги. У противоположной стенки стояла тумбочка и квадратный телевизор с торчащим в разбитом экране ломиком. На полу, уткнувшись лицом в палас, валялся высохший скелет явно пожилой женщины. Справа и слева от входа висели репродукции картин и стояли кресла.
Проверяя дозиметром каждый метр, Данила сначала подошёл к телевизору. Изогнутый ломик был в сравнительно хорошем состоянии, пусть и покрылся ржавчиной. Лейтенант осторожно достал его из монитора, рассыпав лишь пару стёклышек, и проверил на радиацию. Фонил он раза в два сильнее, чем в общем по комнате. Лейтенант аккуратно положил железку рядом со скелетом и стал открывать тумбочку.
Дверца со скрипом отворилась. Внутри оказались какие-то папки, пакеты, пара книжек по медицине и покрытые сантиметрами пыли пузырьки с просроченными лекарствами. Судя по показаниям прибора, вещи почему-то фонили не в пример меньше. В рюкзак отправились только здоровый том «Справочника педиатра» и, несомненно, полезное «Подробное руководство по акушерству». Больше ничего полезного в тумбочке не было.
Следующим был шкаф. Весь фарфор излучал столько же, сколько комната, а хрусталь Данила взять не решился – побился бы. Книжная полка поредела лишь наполовину – левая часть шкафа по непонятным причинам излучала сильнее. В основном это была та же медицинская литература, кроме пары томов Булгакова и нескольких второсортных боевиков, выпущенных перед катастрофой. Ещё лежал том Донцовой, которую когда-то читала мать лейтенанта, но на нём валялась дохлая крыса, которую Данила принял за недобрый знак.
Больше ничего нефонящего, нужного или просто интересного в комнате не нашлось и Данила спешно покинул помещение. Дэн ещё рылся в соседней комнате, причём довольно шумно. Лейтенант зашёл и увидел, как Димин растаскивает пол. Рядом лежал уже доверху заполненный вещами рюкзак, из карманов которого торчали бутылки, завёрнутые в обрывки простыни. В этой хорошо освещённой комнате радиации было значительно меньше, чем в предыдущей.
– Что ты делаешь? – спросил Данила, заглядывая за спину сталкеру.
Под половицами было видно какое-то отверстие, вглубь которого вела лестница. Дэн не отреагировал на вопрос командира и продолжал отковыривать пол. Лейтенанту стало интересно, он придвинулся ближе, чтобы посветить внутрь фонариком. Лестница вела на два метра вниз, а в луче фонаря удавалось разглядеть края стеллажей и блеск металла. Это были консервы.
– Отколупывай пол, а я позову остальных! – попросил Дэн и побежал к выходу.
Командир хотел было возразить, но, охваченный азартом, не решился что-либо сказать. Утешив себя мыслью, что на войне все равны, он начал отдирать последние две мешавшие половицы. Деревяшки отлетели в угол, к изуродованной ржавой раскладушке. Сначала Данила ждал остальных, но ему хотелось посмотреть, что же там ещё хранится. Схватившись за автомат поудобнее, так, чтобы не мешал спускаться по лестнице, он встал на первую ступеньку. На этом его спуск окончился. Прогнившая насквозь лестница с тягучим хрустом обломалась. Сталкер с криком упал на пятую точку и больно ударился темечком об край стеллажа.
Почесав ушибленное место под противогазом, лейтенант огляделся, вдавливая ручку фонаря. Подвал был метра три на два и был просто забит едой, водой и ящиками с невыясненным содержимым. На стеллажах лежали консервы с разными видами мяса, рыбы и каш. Рядом, под нижними полками, в пыльных пластиковых канистрах находилась чистая на вид вода. Ящики до прихода товарищей лейтенант всё же открывать не решился, мало ли.
Но даже этого с лихвой хватило бы на несколько месяцев выживания для десяти человек. Почему же всё это лежало в подвале, да ещё и специально запертом и хорошо скрытом. И как Дэн смог догадаться, что в полу люк? Даниле стало не по себе от этих мыслей. И подвал этот начал казаться не такой уж и счастливой находкой.
Вдруг в глаза бросилась какая-то куча тряпья, мирно расположившаяся в углу, под крайним правым стеллажом. Сталкер стал дышать через раз и начал медленно перекладывать «Вал» и фонарик в разные руки. Лейтенант пригнулся и аккуратно побрёл вдоль подвала, как по минному полю, боясь издавать звуки. Мало ли что это было. И действительно – с каждым шажком куча тряпок обретала очертания. Сначала она напоминала обугленного сгорбленного гуманоида, на третьем шаге померещились давно забытые чёрные пакеты из-под мусора. И лишь приподняв стволом автомата разодранную маску противогаза, удалось понять, что же это такое.
Скелет был очень древним – времён катастрофы. На нём мешком висела одежда – джинсы с дырками, как было когда-то модно, клетчатая рубашка на белую майку, кроссовки и даже носки. С шеи свисало ставшая чёрной серебряная цепочка с крестиком. В правой руке лежал старый, заржавевший подчистую ПМ с навечно отодвинутым назад затвором. В левой же устроился кажущийся невероятным спустя двадцать лет смартфон со вздувшейся батареей и почти стёршимся значком откушенного яблока. Судя по всему, это когда-то был подросток.
– Охренеть, это ж сколько лет он тут пролежал? – пробормотал лейтенант, опуская автомат. Взгляд опять лёг на смартфон, – Ну купил ты этот айфон сраный за двадцать тысяч, и что? Так и сдох, не дозвонившись.
Но что он тут забыл, парень с негодным девайсом? К бабушке на каникулы приехал? И кто его умудрился запереть в подвале, да ещё явно так, чтобы его никогда не нашли? Хотя если его обрекли на смерть в подвале, то поступили очень опрометчиво, оставив с запасом еды, воды, оружием и противогазом. Может, защитить хотели, но тогда зачем замуровали? Непонятно.
Данила опять почесал ушибленное темечко и услышал вдруг звон шагов наверху. Это пришёл отряд, посмотреть на находку. Дэн заволновался и стал судорожно звать лейтенанта.
– Нормально всё у меня! – откликнулся в ответ Данила, подходя к отверстию в потолке. – Дэн, иди сюда! Патологоанатом нужен!
Возникла неловкая пауза. Члены отряда переглядывались, не понимая, что происходит. Дэн аккуратно спрыгнул, попросил Тонояна найти лестницу и достал свой налобный фонарь. Данила привалился к стеллажу, глядя, как Димин натягивает налобник поверх противогаза. Снайпер подошёл к телу, на которое указал лейтенант и, посмотрев на череп и ноги всего три секунды, поставил точку.
– Подросток лет шестнадцати. –будто рассуждал он, повернувшись к лейтенанту и почёсывая горло. – Вывих голени. Убил себя выстрелом через шею, вон рубец у основания черепа видно.
– А почему он тут оказался, почему застрелился? Какого хрена заперт был? – не без сочувствия к трупу спрашивал Данила.
Дэн не ответил. Он лишь осветил фонарём стеллажи, несколько раз хмыкнул, глядя на ящики, и подошёл к тому, на котором было написано: «РГД-5» с кучей индексов. Снайпер достал из-за пояса финку, просунул лезвие под крышку и резко рванул рукоять вниз. Данилу во время этого действия передёрнуло – а если бы там был взрыватель, мало ли? Но ничего подобного не оказалось. Лишь куча каких-то запчастей, гаечных ключей и болтов. Лейтенант хотел было предложить вскрыть другие ящики, но его мысль оборвал снайпер.
– Лучше собрать пока то, что можем унести и понести на базу. Плюс на нас задача притащить хоть одну канистру бензина, а времени терять нельзя. Доложим об этом месте и упросим дополнительную вылазку. Согласны, товарищ лейтенант?
– Думаю, в этом есть смысл. – заключил Данила.
Рюкзаки были заполнены минут через десять и стали весить килограммов под сорок. Жаловаться никто и не думал, хотя Антон каждую секунду отдувался и шипел он натёртых плеч. Несколько раз он чуть не упал, не удержав равновесие, благо вокруг было много деревьев и можно было за них схватиться. Единственная наплечная сумка осталась пустой, ожидая на руках уВаза хоть одной канистры бензина.
Отряд выдвинулся к шоссе вдоль улицы. Впереди поднимался, закрывая горизонт, коричневый холм из песчаника. Он вызывал далеко не самые аппетитные ассоциации. Прямо под ним лежала потрескавшаяся и местами разрушенная дорожная полоса. Направо она вела к Карачаевску через Орджоникидзевский, а налево – к Краснодарскому краю. Но недалеко от поворота на бетонку к воинской части находилась старая заправка, на которую ещё не довелось сходить никому из сталкеров.
–Мы правда первые туда идём? – спрашивал Антон, постоянно подтягивая лямки вещмешка. – То есть мы типа первопроходцы?
– Называй это как хочешь, брат.– с ленцой ответил Вазген, – Просто продвинулись теперь чуть дальше, и всё.
–Ну это же круто! Мы типа Колумбов – идём туда, где не ступала нога человека больше двадцати лет!
– Да что ты заладил, пацан? – лейтенанта это раздражало. – Заправка как заправка, – просто заброшенное здание, где может быть бензин. И радиация. Всё.
Данила не понимал такого трепета и восторга Антона. Командир не видел в заправке какого-то дальнего рубежа или Великого Эльдорадо, как это видел парень. Просто заброшенное и частично разрушенное здание с трупами, обглоданными шакалами, и ржавыми остовами автомобилей. Практически такое же, как и всё остальное, разве что тут можно найти бензин, который не надо будет сливать шлангом.
Но Антону это представлялось как-то совсем иначе. Разумеется, ведь это его первый выход, причём невероятно спокойный в сравнении со многими остальными, когда шакалы носились по улицам стаями, а потолки рушились и падали прямо на головы сталкеров. Многие в те вылазки были ранены, некоторые даже убиты, съедены и «поглощены». Косяков этого пока не понял, потому что не видел большинства ужасов Сторожевой и её окрестностей. И пока парень не увидит, не поймёт в полной мере. Лейтенант твёрдо решил в этот поход показать новичку, какой дрянью может кишеть поверхность и что сталкерство – очень опасное занятие, а не прогулки за древностями.
Отряд уже проходил последние дома, когда в одном из них послышался грустный и полный боли скулёж. Лейтенант сразу приказал всем рассредоточиться. Впереди встали Антон и Вазген, остальные прикрывали их. Проверяя магазины, они подходили к дому. Это была типовая одноэтажная двухквартирка. На левом конце, над отворённой дверью, висела коричневая табличка, на которой ещё можно было разобрать: «Дом высокой санитарной культуры». Стёкла были выбиты, стены испещрены царапинами и следами пуль, на земле валялись гильзы, а на ступенях лежал расстрелянный шакал.
Первым в дом входил Тоноян с РПК наперевес, за ним, вцепившись в «Калаш», как в последнюю соломинку, плёлся Антон. Дэн и Матросов находились снаружи, а Данила ходил под окнами, чтобы в случае чего залететь внутрь и подсобить. В коридоре лежали сразу два мутанта. В голове одно из них торчал нож, а в брюхе второго – топор. Будто у тех, кто отбивался, кончились патроны. Сильно воняло дохлятиной и рвотой.
– Какого хрена? – прошептал Антон, не рискуя убрать трупы с прицела.
Опять раздался скулёж. Он доносился из соседней комнаты. Вазген встал у прохода и оставил Антона за собой, чтобы тот в случае чего прикрыл. Мысленно досчитав до трёх, пулемётчик влетел в помещение и сходу чуть не споткнулся об расчленённое человеческое тело. Вся комната, бывшая когда-то гостиной, была заляпана кровью и органами, а пол усеян телами. Штук пять шакалов и два человека с разорванными глотками и при полном «обмундировании» с гранатами, оружием и запасными магазинами.
Вместо скулежа теперь послышался едва живой писк. Звук исходил из маленького щенка, забившегося под перевёрнутый стул. Коричневая шерсть, торчащие клыки и полные страха глаза. Хвост облез от какой-то болезни, страшные язвы покрывали тело зверка. Антон присмотрелся и увидел, что лапа исполосована чем-то острым. Ваз достал пистолет и в два выстрела оборвал и без того шедшую к концу жизнь зверька.
В помещение ворвались все остальные, готовые к бою. Данила, увидев, что всё уже давно кончено, приказал обыскать место происшествия. Больше всего его интересовали люди и то, как они тут оказались. Не могли же они тут появиться просто так и сразу помереть в лапах шакалов.
Все начали ворочать трупы, обыскивать тела погибших, осматривать оружие и снаряжение. Никакой зацепки о личностях разорванных странников найдено не было, кроме воткнутого в мутанта именного ножа с нацарапанным «Лёха». Кто из них был этим самым Лёхой, осталось неизвестным. Оружие было тщательно проверено – в порядке и готово к бою, разве что без патронов. Сами трупы тоже ничего интересного не показали – одному далеко за тридцать, второму же нельзя было дать больше двадцати пяти.
«В принципе они могли расстрелять всех тварей, но кто тогда заколол и зарезал тех двоих на входе? Эти же, только между делом? Да не, бред какой-то. Хотя, почему – магазин кончился, а помимо автомата есть только нож и топор. Вполне возможно…» – думал лейтенант, сидя на корточках около развороченной кровати.
Вокруг несло смертью, блевотиной, кровью и пороховой гарью. Гильзы были комнатной температуры, будто бой произошёл совсем недавно, всего пару часов назад. Это был бы реальный шанс узнать, что же произошло вне Сторожевой и где находятся другие поселения помимо «Укрытий» и «Панцирей» Сторожевой-2. Хоть бы одна зацепка, хоть бы какая-то замыленная бумажка с названием города или села, где есть люди. Данила корил судьбу за то, что у путников не было…
– Дневник! – воскликнул Антон, рывшийся под трупом застреленного в лоб шакала.
Все подскочили и ринулись к новичку. Стали требовать показать, отдать и рассказать, хоть что-то сделать. Антон слегка опешил, но быстро оправился и аккуратно, будто боялся сломать, разворачивал тёплые и вонючие от крови страницы. Сначала пытался что-то прочесть, но лейтенант одним движением вырвал книженцию из рук новичка и стал рассматривать.
Это был толстый древний ежедневник с чёрно-белым выцветшим изображением Лондона. Обложка потускнела, сморщилась, книга явно видела и лучшие времена. Страницы, не залитые кровью, пожелтели и тоже сморщились, будто очень долго были в воде. Где-то на середине была поставлена закладка – советские бумажные три рубля с оборванным кончиком. На форзаце были нарисованы непонятные существа, которые больше напоминали кляксы. Также по углам были записаны кривым, но читабельным почерком цитаты с подчёркнутыми авторами.
Лейтенант раскрыл на первой странице и начал читать вслух, иногда останавливаясь на помарках:
«Запись 1:
Здравствуйте, это автор дневника. Зовут Макс Липецкий (зачёркнуто) Чехов. Да, думаю так круче. Сегодня, кажется, ноябрь 2032-го года. Хочу написать свой роман, а тут мне ещё на рынке чистый ежедневник попался, ну, думаю, почему бы не купить? В общем, теперь буду записывать сюжетики или что-то вроде того… (жирная клякса на полстраницы и забавные каракули, отдалённо напоминающие кошек)
Так, теперь о себе. Живу в Теберде, так же, как и все остальные обречённые на вечную скуку и рутину между горных массивов. Работаю как все, жру как все и скучаю как все. Сын огородника и прачки. Ничего интересного… (весь вышепоказанный текст зачёркнут жидким крестом)»
Антону вдруг стало плохо, и он попросил перебраться на улицу, но его никто не услышал, все ушли в себя, переваривая эту информацию.Теберда. Данилу слегка трясло. Ему, да и всему отряду, никак не верилось в то, что кто-то ещё мог выжить, да ещё и так близко! В Теберде есть выжившие, это, несомненно, факт. Теперь уже просто не терпелось вернуться на базу и рассказать командованию об этом известии.
Лейтенант листал страницы в поисках нормальных заметок, но пятьдесят страниц подряд попадались лишь странные рисунки, карикатуры эротического характера и обрывчатые наброски историй и сюжетов, которые должны были вырасти в рассказы и повести. Когда всё же удалось найти связный текст, весь отряд уже стоял в нетерпении за спиной Данилы и пытался рассмотреть и прочитать кривой текст.
«Запись 2:
Кажется, двадцатое февраля. 2033. Очень давно не писал такие вот заметки (ага, больше года прошло с единственной записи, капец!), но сейчас действительно нашёлся повод. Сходил в администрацию и попросил создать типографию. Притащил подобия подписей с горожан. Не приняли, суки. Я только и хочу, что расцвета творчества, а они, твари, не понимают! Но не в этом дело. МЕНЯ (обильно зачёркнуто) ТУРНУЛИ! Выгнали из Теберды якобы за агитацию против власти. Как какого-нибудь маньяка и изгоя.
(неразборчивые записи, судя по всему ругательства и переживания)
Сижу вот около белой некогда «Копейки» и не знаю, что делать. Что делать?! (множественные неприличные замечания в сторону правления Теберды)»
Члены отряда начали усмехаться и утверждать, что Максим этот врёт. Не могли же за простое предложение создать типографию выгнать из поселения на верную гибель. А Антон заявил, что дневник просто шутка какого-нибудь подростка. Тем не менее, читать не перестали. И действительно было ради чего продолжать.
«Запись 3-я:
Нашёл лагерь изгнанных в подвале какой-то гимназии Карачаевска. Нашёл патруль, помог от псинбл… (зачёркнуто) гадских отбиться. Тут человек двадцать. Половина собирается на север или до Минвод идти. Кто-то кого-то уговорил остаться хотя бы до момента прибытия джигитов с едой и одеждой, а потом уже – дёргать отсюда. Лично мне пофиг. Хочу спать… (эротические рисунки с пометкой имён и жёлтые пятна подозрительного происхождения)
Запись 4-я
Двадцать седьмое февраля 2033. Собрались всё же валить. Появилась целая пачка изгоев из Теберды. Все – бойцы. Особенно пригляделся к Гарику – невысокий, пострижен почти на лысо, вечно угрюмый и напевает песни из советских комедий. И, блин, выгнали за такую причину, за которую я бы медаль дал! Убил человека, притащившего за собой какую-то чёрную нечисть и спровадил уродов обратно! Это же круто! Зато будет теперь герой для будущего романа… (карикатуры на то, как некий лысый человечек расстреливает кляксы)
(дальше текст скачет по всей странице, видимо писалась заметка в движении)
Уже вечер. Мы выходим. На север пошло всего шестеро, я и Гарик в том числе. Ещё какой-то мужик с девчонкой, хлипкий солдатик и уродец со шрамом, который странно на меня сморит. От Гарика не отхожу, урод этот настораживает…»
Вдруг всякий порядок стал нарушаться. Макс начал писать невпопад, делать множество помарок и через слово материться. Будто что-то случилось и сразу после этого он начал писать. Буквы прыгали и крутились в странных комбинациях. Автору явно было не по себе.Данила и весь его отряд пытались восстановить правильный порядок словосочетаний, но это у них получалось плохо. В итоге связного текста так и не получилось, а единственное понятное строение получилось таким.
«Сука, блин… Подходим к Орджоникидзевскому (несколько раз написно неправильно). Гарик ссадил губу… Мне… Не даёт писать… Больно… Творится какой-то бред – постоянно мерещатся люди и крики «Ура!»… Упыри… Призрак!.. Они нас видят!!! Чувствуют…
Дошли до плит… Страшно… Памятник воинам перевалов вроде… Они внизу… На плите-ДОТе в скале мы… Тот со шрамом выпал и разбился... Камень в затылке…Мразь везучая… Они из Гражданской войны?.. Или Великой Отечественной… Гарик сказал – молчать и не стрелять… Суки, они сюда лезут!!! (пятно запёкшейся крови)
ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩИЙ!!!
Все сдохли…»
Данила замолчал и отложил на время дневник, чтобы переварить полученную информацию. Автор был из Теберды, там поселение выживших и, судя по всему, организованное. Максима этого выгнали и, похоже, за дело. В Карачаевске, а точнее в подвале гимназии, временами появляются люди, чтобы найти другое место для жизни. Ещё есть мёртвая зона в Орджоникидзевском, где творится какая-то чертовщина с призраками и упырями.
Но, тем не менее, двое из всей этой группы выжили и продолжили свой путь до самой Сторожевой.
Члены отряда помрачнели и поникли после такого сюрприза. Атмосфера в квартире стояла мрачная, ещё и запах дохлятины донимал всё больше. Решили выйти на крыльцо и там дочитать заметки. В прихожей Тоноян выдернул топор и нож из мутантов, решил забрать всё это с собой, на что командир ответил положительно. Усевшись на ступени, лейтенант перевернул страницу и продолжил читать.
Теперь текст стал даже более ровным, чем в первой заметке в начале дневника. Автор остался тот же, судя по почерку и манере выражения. Он всё же выжил.
«Запись… Чёрт, кажись, восьмая.
Выбрались. Не знаю уже как. Но выбрались. Я, солдатик тот хилый и мужик, что был с дочкой…»
Их было трое! Из Орджоникидзевского вышли трое. Бойцы оживились и взбодрились от этого факта. Появилась новая загадка, которая ждала решения. Особенно поменялся в лице Димин. Будто этот дневник и его содержимое являлось для него делом всей жизни. Данила не видел Дэна таким заинтересованным уже лет пятнадцать. Лейтенант невольно задумался.
Вазген по-армянски выматерился на остановившегося командира, но в тот же момент закрыл рот и извинился. Лейтенант пропустил мимо ушей и то, и другое и продолжил читать.
«…Дочка пропала, когда солдатик тащил меня без сознания на себе, куда глаза глядят. Отряд тогда распался к чёрту – Гарик рванул в темноту со складным топором, а Алексей (мужик) бежал на гору, спотыкаясь о камни. Ногу вон ранил. Они уже сами не помнят, как столкнулись посреди ночи и поняли, что никто за ними не гонится. Алексей плачет о дочке, как младенец. Витя, солдатик, спит. Я же под фонарём пишу всю эту хрень. Хочу домой… (видимо, автор в этот момент не выдержал и располосовал несколько страниц ручкой)
Уже утро. Скоро выходим на Сторожевую. За ней дорога на Адыгею, а там было много военных частей. Там должно же быть хоть какое-то укрытие, у вояк бункеры, по идее, под каждым штабом… (квадратный рисунок с тремя человечками внутри)
Запись 9
Сделали привал в малосемейке, на севере Сторожевой. Какая-то дорога ведёт к горам, вглубь дохлого леса. Витя предположил, что там может быть что-то стоящее, но Лёха лишь покрутил ножом и отказал в разведке. Не знаю, может в этом и был бы смысл, но думать вообще не хочется. Жрать, блин, вообще нечего…
Волки воют, мы сидим у окон и пытаемся их увидеть. Хреново получается.
Они идут по улице. К нам идут!!!
Они умерли. Изгрызли, твари! Не знаю, что делать. Двое ещё снаружи, ждут падлы. Из годного оружия только пистолет с тремя патронами, топор, да Лёхин нож. Придётся прорываться. Страшно. Голова болит. Надеюсь, до той заправки добегу…»
Дальше дневник был пуст, без единой записи. Бойцы переглянулись между собой. Мысли о том, что парень уже несколько часов как мёртв терзали каждого. И никого не оставляло гадкое чувство вины за непозволительное промедление. Возможно, приди отряд хотя бы на час раньше, кого-то удалось бы спасти от лап шакалов. Даниле стало тошно и зябко. Сам дом теперь вызывал смешанное чувство горести и обиды. Лейтенант закрыл ежедневник и запихнул в боковой карман рюкзака, к «Справочнику педиатра».
Говорить не хотелось. Лейтенант даже не собирался произносить приказы – и так все понимали, что надо идти к заправке. Узнать, как далеко убежал Максим. Даже думать об этом было теперь стыдно. Но если командование не увидит подмышкой хоть одной канистры – три шкуры спустят. Члены отряда подобрали оружие и с поникшими головами поплелись к шоссе, которое было метрах в тридцати. Унылое коричневое окружение только угнетало.
***
Дорога было в гораздо более аварийном состоянии, чем показалось сначала. Местами в покрытии образовались глубокие трещины сантиметров по десять, через которые надо было переступать. Целые куски асфальта вышли из своих первоначальных мест, не давая нормально поставить ногу на землю. И это не говоря о земле, песке, мусоре и выросших за двадцать лет кустах и лишайниках. От греха подальше бойцы переступали жёлто-зелёный мох, которых, казалось, пульсировал и даже дышал.
Отряд едва передвигался по этому хаосу, а об ускорении или беге нечего было даже говорить. Сойти с дороги тоже было чревато, ибо в кювете слева – обломки домов, мутировавшая крапива и остовы машин, а справа – непонятный вьюн, который тянулся с самых вершин холмов и вился по скалам, образуя причудливые и не внушающие ничего хорошего узоры. Командир невольно подумал, как отряд пойдёт обратно по бетонке, если на асфальте творится такой ад. Заставил себя не вспоминать эту тему.
Чтобы отвлечься, бойцы про себя напевали старые довоенные песни, что пускали в Укрытиях по мегафонам для настроения, однако они быстро надоели, да и ритм сбивали те же неровности дороги. Потом все уставились в небо, но оно лишь наводило меланхолию. В сторону вьюна командир даже смотреть боялся. Но, не смотря ни на что, скучно было не всем.
Антон, всего четверть часа назад стонавший под грузом консервов, скакал с камня на камень как мартышка. Вот кому не были в тягость походные нюансы. Он будто совершенно забыл историю про трёх путников и продолжил всеми силами рваться к тому, что в его представлении являлось Клондайком и Эльдорадо вместе взятым – какой-то старой заправке. Ещё иногда он присвистывал песню Высоцкого о горах. Временами даже вспоминал строчки вслух.
– Если не разберёшь, плох он или хорош, ты его в горы тяни – рискни! – мычал он тихо, но так, чтобы все слышали.
Сталкеров никак не волновали выкрутасы новичка – лишь кидали советы быть осторожнее и не влезть в какую-нибудь дрянь. Данила же даже пытаться научить парня жизни не думал, не в том месте были мысли. Он хотел как можно быстрее забрать бензин и выдвинуться домой – в своё родное «Укрытие-3», где его встретят сын с женой и трёхлетняя внучка. Он подарит томик Булгакова двадцатипятилетнемуВитьку, покачает маленькую Нелли и пойдёт со спокойной душой в ванную.
Данила пытался сосредоточиться именно на этих мыслях, а не вспоминать то, что было в дневнике. Конечно, эту историю от начала и до конца надо будет рассказать начальству. И надо будет любыми способами уговорить генерала отправить большой отряд с гуманитарно-дипломатической миссией. Если в Теберде есть люди, как было сказано в дневнике, то будет необходимым наладить связь, отношения, караванные пути и много чего ещё. Это будет жизненно необходимо.
С негодованием лейтенант заметил, как начал думать о политике. Ему никогда прежде не нравились подобные темы, хотя они касались больше дел двадцатилетней давности. Сын часто спрашивал, что бы тогда учудил Ближний восток или какими санкциями обложили бы раньше американцы. Даниле не нравились такие разговоры. Вспоминать прошлое в таком ключе казалось ему кощунством. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, также и про утерянное прошлое, которое рано или поздно забудется или раздуется до мифов и легенд с фантастическими существами.
Но это не мешало думать о политике сегодняшней, ведь от неё могло зависеть будущее самого лейтенанта, его родственников, друзей, коллег, знакомых. Подтвердить бы только или опровергнуть то, что было написано о Теберде в дневнике. Данила пообещал себе, что выбьет себе и экспедицию, и путёвку вместе с ней. Добраться бы только до заправки и забрать уже надоевший бензин.
– Далеко ещё до заправки? – спросил Данила, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Метров триста.–отозвался над головой Антон. – Полпути прошли уже.
Новичок вдруг оступился и соскользнул с камня, больно ударившись копчиком. Пока Косяков шипел от боли и потирал ушибленное место, Вазген успел отвесить смачный подзатыльник, а Дэн начать целую лекцию, почему нельзя говорить о расстоянии на поверхности. Матросов шёл в паре метров позади и что-то крутил на своей сумке-рации, попутно ковыряясь в карманах штанов; видимо, от нечего делать.
Так и шли в полной тишине ещё метров сто, пока Антону не приспичило поболтать. Сначала он спрашивал о том, как эти места выглядели до катастрофы или в первые годы после неё, что здесь водилось помимо шакалов. Сначала на это отвечал Дэн, но после вопроса, кем являются шакалы – кошками или собаками, Димин замолчал. Но Косяков не замолкал ровно до того момента, когда ему опять не дали подзатыльника. Данила приказал прекратить рукоприкладство и сам стал со средним интересом отвечать парню.
– А вы сколько лет уже ходите, Данила Сергеевич? – спрашивал Антон, с трудом перебираясь через «лужу» мха.
– С самой первой разрешённой вылазки.–с натяжкой сказал лейтенант, хотя сам помнил смутно –Лет пятнадцать уже, вроде. Там ещё торжественно объявляли, что теперь, мол де, у кого ракеты в жопах, идите, но если помрёте – мы не виноваты. Но всё равно пошли все. Половина мужского населения.
– Как думаете, почему? –Антон показывал нешуточный интерес. – Почему людям захотелось наверх?
– Ну, причины разные бывают. Кому хотелось посмотреть и помянуть, так сказать, свою былую жизнь, посмотреть на старую квартиру. Может забрать памятные вещи, как в первые разы все делали. Кто-то хотел, наконец, начать хоть что-то делать, начать быть нужным, а не растить грибы, съедобную плесень и овощи в гидропонической теплице. Ещё были такие, как ты, искатели приключений на свой бубен. Скучно им было в подземке сидеть – и рванули к чёрту на сковороду. Будто там им лучше будет. Эти психи, как по мне. Хотя, кто из нас без психологических сдвигов. Да, Тоноян?
– А чё чуть что, сразу – Тоноян? – возмутился пулемётчик. – Я, между прочим, не горел никогда желанием добровольно выходить в эту задницу.
– Потому-то ты и псих, Ваз. – присоединился Дэн. – Те, кто не хотят наверх – самые отбитые психи на планете. Или бабы.
–Здрасте, жопа новый год, это ещё что за шуточки?! – за стёклами противогаза было видно, как он покраснел.
– А у тебя что за фразы? У меня так бабка выражается! – заявил с достоинством Антон и припустил чуть вперёд, отворачиваясь от третьего подзатыльника.
Весь отряд от души посмеялся, даже Дэн подал признаки эмоциональной жизни – было видно, как у него заиграли скулы под резиной и пластмассой. Чего точно не скажешь о Вазгене. Даже судя по глазам в грязных линзах можно было представить, как страшно он скалится, как шумно хрустят зубы и до чего отвратно играют желваки. Данила вспомнил последний гнев Тонояна двухмесячной давности и мысленно перекрестился. Антону такое лицо уж точно рано было видеть.
– Вот доиграешься ты у меня, Косяк, ещё посмотрим, кто из нас баба!
– Да брось ты, Ваз. Это же шутки.–успокоил его Данила и вспомнил, что такого рода развлечениям тут не место. –Да и вообще, прекратите цирк свой! Пришли уже почти.
И действительно, до злополучной заправки оставалось всего полсотни метров. Она выглядела мягко сказать плачевно. Навес над бензоколонками покосился и держался лишь на честном слове и раздолбанной пассажирской «Газели», так удачно вставшей на самом его краю. Стоявшие рядом машины были настолько ржавыми, что, казалось, достаточно облокотиться о крышу, и вся конструкция рухнет. Здание кассы и магазинчика выглядело примерно так же, как и большинство заброшенных домов Сторожевой. Разве что снаружи было видно практически всё, что находилось внутри. Нереальным до фантастичности чудом на фоне этого хаоса казалась стоявшая, как ни в чём не бывало деревянная будка, являвшаяся некогда деревенским туалетом.
За врезавшейся в магазин двадцать лет назад иномаркой стояла огромная обгорелая газовая цистерна, в боку которой зияла корявая и уродливая дыра. Видимо, взорвалась во время бомбардировки. Вся земля метра на три рядом оставалась чёрной, будто покрытой вековой сажей. Угол самого магазина тоже пострадал – на его месте зияла дыра вовнутрь и голые тускло-красные кирпичи. Некогда белые стены стали коричневыми.
Данила посмотрел на Антона. Новичок вздохнул и поник, разочаровавшись внешним видом такого долгожданного «Эльдорадо». От досады парень слегка пнул камень и спросил, есть ли там на самом деле бензин или это уже просто ржавая груда мусора. Ничего конкретного никто не ответил, лишь пообещали, что что-то да найдётся. Парень опять вздохнул и, сняв с предохранителя автомат, предложил пойти внутрь.
Отряд обошёл развалившийся и наполовину вросший в асфальт «Пежо» и почти прошёл под навес, когда изнутри здания донёсся звук падающего предмета. Все сразу вскинули оружие, а Антон ещё и отошёл шага на три назад. На такой случай существовала конкретная инструкция. Тоноян и лейтенант в один момент встали по обе стороны от Дэна, который уже начал сканировать помещения через оптический прицел. Связист же зашёл за спину Антону и тоже достал сложенный АКС.
Снайпер всматривался в оптику секунд шесть от силы, но ему хватило и этого, чтобы оценить обстановку.
– Это не шакал.–бесцветным тоном начал объяснять Димин, не отлипая от оптики. – Это что-то другое. Там темно, непонятно. Вон, смотрит из-за угла и думает, что наблюдает незаметно. Тела не видно, но существо достаточно высокое. Можно расстрелять.
– Ладно. Ваз, ты за мной. Антон, сбоку заходи, через дыру в стене, прикроешь если что.
Антон сначала смотрел с недоумением, потом оно сменилось на озадаченность. Но страх перекрыл всё. Новичок сглотнул ком в горле и на деревянных ногах начал шагать вперёд, не сводя взгляда с помещений. Данила рванул к входу в магазин, пытаясь вглядываться в темноту и в то же время боковым зрением подмечать действия Косяка. Тоноян подбежал к окну и сел под ним, попутно скинув под ноги тяжёлые рюкзак и сумку. Антон неуклюже сделал также. Данила, погодя, тоже скинул надоевшую ношу и прицепил к стволу на всякий случай оперативный фонарь на батарейках.
Антон, весь на нервах, не дождался команды и скрылся за стеной, выдвигаясь к сказанному месту проникновения. Лейтенант чертыхнулся и судорожно замахал Вазгену рукой, давая понять, что пора действовать. Пулемётчик проворно перемахнул через стену в оконный проём и, едва оказавшись на полу, сел на корточки, «сканируя» помещение. Данила ворвался в дверной проём и оказался всего в трёх метрах от товарища.
Помещение представляло собой просторный зал с колонной посередине. Вокруг неё стояли разбитые ржавые холодильники, в которых когда-то лежали замороженные продукты. К стенам прилегали выцветшие пустые прилавки, на которых только местами виднелся различный бумажный и железный мусор. Из помещения выходило три дверных проёма; из крайнего слева лился свет, а остальные были ничем не освещены.
Вдруг в светлом помещении стало темнее. Через проём сразу стал виден Антон, судорожно ищущий кого-то в пустых углах.Тоноян и Данила не удостоили новичка вниманием, а стремительно подошли к проёмам. Лейтенант начал отсчёт на пальцах. \
Три.
За стенкой громко зашуршало. Непонятно откуда послышался лязг металла. За стенкой неровно и приглушённо дышали. Рука Данилы обхватила цевьё «Вала», кровь стучала в висках, а сердце сжалось до предела. Адреналин подскочил настолько, что тряслись коленки. Никогда ещё лейтенант не испытывал такой напряжённости, которая стояла сейчас.
Два…
Теперь отчётливо прозвучали два шага. Что-то внутри солдата ёкнуло и полетело к чертям, оставляя телу одни лишь рефлексы. Лейтенант больше не мог думать. Но до него всё же успели долететь крики Димина, пусть осмыслить их сразу и не получилось.
– Стойте! – надрывался соскочивший с места Дэн.–это не мутант, это же ЧЕЛОВЕК!
Один.
– Давай! – крикнул Данила и сделал шаг вперёд.
Пуля из пистолета прилетела не в командира, а в дверной косяк всего в нескольких сантиметрах от его головы. Выстреливший не успел нажать на спуск во второй раз – рамчатый приклад прилетел точно промеж глаз. Мужчина повалился на землю и выронил свой пистолет, пытаясь со стоном схватиться за гудящую голову. Ствол, являющийся одновременно глушителем, тотчас уткнулся в висок оглушённому бедняге.
Данила нечеловеческим усилием заставил себя не нажать на спуск. Ствол по-прежнему смотрел на висок мужчины и стрелок даже не думал его убирать. Лейтенант стоял над поверженным противником и будто вспоминал что-то очень важное. Лишь через пять секунд, когда человек осознал, что ещё жив, сталкер отпрянул и отвёл ствол в сторону, тем не менее, не расслабляясь. Как раз успели подбежать остальные члены отряда.
Сталкеры стояли в проходе и молчали, глядя на Данилу. Выживший же отполз к стене и, не веря своим ощущениям, благодарил все высшие силы на свете за жизнь. Командир пригляделся и осветил человека фонарём. Ему было всего лет двадцать, волосы собраны в недлинный торчащий хвост. На лице его был небольшой медицинский респиратор серого цвета, местами почирканный карандашом. Комбинезон больше напоминал брезентовый мешок, стянутый поясом и лямками. Сразу было понятно, что парень давно не ел – под глазами образовались здоровые синяки, а щёки впали так сильно, что невольно вспомнился подросток в том подвале.
– Макс Чехов, я полагаю? – спросил лейтенант, уводя свет от лица паренька.
Все присутствующие с недоумением посмотрели на Данилу. Лишь спустя пару секунд оно сменилось удивлением и неверием. Один лишь лейтенант не подавал виду, но на самом деле он сейчас был взбудоражен сильнее всех. Такого поворота судьбы не мог ждать даже оптимист Антон.
Макс выпучил глаза от удивления. Каждый мускул на его лице дрожал так, будто парень испытывал микроинсульт.
–В-вы м-меня н-не уб-бьёте? – судорожно спросил парень с полными надеждой глазами.
–Тю! Ну ты выдумал, брат! – воскликнул Тоноян так громко, что бедняга в углу подскочил – А я-то думал, Дэн у нас параноик! – добавил он и ткнул локтём снайперу в бок, рассмеявшись.
Доходяга в углу издал непонятный звук, лишь отдалённо похожий на смех, и опять умолк. Ему было страшно. Бойцы, до того стоявшие в проходе, лавиной завалились в помещение. Сначала наперебой говорили Максу, что не тронут его и что он им важен как информатор. Парень же практически ничего не понял, но для себя подчеркнул, что никто его убивать не собирается. Потом посыпались вопросы в сторону сталкеров. В основном это касалось того, откуда им известно его имя. Антон, активней всех жестикулируя, получил своё слово и рассказал всё как на духу, как было. Между делом пришлось вернуть дневник. Ещё был вопрос, когда его поведут в лагерь или бункер или где они там живут. Пообещали отвести после небольшого допроса.
– Что было после того, как погибли твои товарищи? – хотел прояснить один момент лейтенант. – Только, если можно, поподробней.
– Хорошо. – сказал парень, сидевший у стены рядом с Антоном, – Сначала меня… колбасило меня нефигово так. Когда отпустило, записал последние строчки в книжку, и тут слышу, как дышит кто-то в соседней комнате. Схватился за пистолет. Вдруг ворвалась эта сучара и на меня как прыгнет, дневник от неожиданности кинул. Ну, я и шмальнул с перепугу из ПМ. А оно и сдохло сразу, я сам аж удивился.
– А тех двоих на выходе тоже ты? – с недоверием спросил Дэн, сидевший на корточках.
– Ну а как же! Я ж там-то нож и топор и забыл. На адреналине, видимо, и прибил. Бывает же такое иногда – в самой дерьмовой ситуации дополнительные силы или что-то вроде…
– Ясно-ясно. Дальше-то что было? – чуть ли не скакал на месте Косяк. – Как ты сюда припёрся?
– Да как… по дороге, как ещё. Из тварей только крыса с перьями, уродливая такая, напала, но я её камушком шугнул, и улетела.
Солдаты разоржались. Макс надулся на такую реакцию спасителей и спросил, чего в этом смешного.
– Ты накопчика нарвался, брат! – воскликнул, отдышавшись, Тоноян и пояснил, – Так раньше соколов звали. Он маленький, но очень ядовитый – один укус и всё, готов человечек. Блин, его сталкеры с десятилетним стажем боятся, а ты – камушком! Вот неискушённая душа, ё-моё…
Макс лишь усмехнулся, но радоваться даже и не думал. За этот день он столько раз мог умереть, причём очень нелепо, но всё ещё жив. Может, действительно судьба к нему благосклонна и он ещё зачем-то нужен этому миру? Парень поднялся и начал разминать затёкшие ноги, пытаясь отвлечься от таких мыслей.
Было ещё много вопросов – и про реальность поселения в Теберде, и про пребывание бедолаги на заправке, и про его злоключения в Орджоникидзе, но полноценно он на них ответить не мог – ему чудовищно хотелось попасть в цивилизацию. Два дня не видеть людей для него оказалось непосильным испытанием.
– Может, пойдём уже? Не хочу тут больше находиться. – говорил, уткнувшись в колени, Максим. – Не могу больше. Травимся тут только зазря.
Никто не хотел спорить, остальным тоже день показался слишком насыщенным. Особенно для единственной ходки. Но оставалось ещё незаконченное дело, за которым, собственно, они сюда и пришли. Макс сказал, что в центральной комнате труп сидит на паре канистр, вроде бы с бензином. Вазген сходил проверить и действительно обнаружил два ополовиненных сосуда. Слив всё в одну канистру и засунув её в сумку, Тоноян сказал, что можно выдвигаться. Пока выполнялись эти «процедуры», Максу, который не ел уже больше суток, успели дать банку шпрот.
Но было ещё одна проблема – бедолага едва мог передвигаться. Истощённый и уставший, он едва ходил, постоянно спотыкаясь. Но и без него все бойцы были полностью загружены рюкзаками с консервами. С самой лёгкой поклажей оказался Антон, который и сам хотел помочь Максу, – выдавалась редкая возможность узнать хоть что-то о местах далеко за Сторожевой. Косяк подал плечо парню и идти действительно стало легче.
Только Тоноян, будучи в хорошем настроении, подшутил между делом:
– Смотри не пукни, Аполлон хренов!